Ученый из Новосибирска, кандидат биологических наук Игорь Махатков – о работе в Ноябрьске, глобальном потеплении и самом чистом снеге
Уже много лет в Ноябрьск приезжает группа ученых института почвоведения и агрохимии Сибирского отделения Российской академии наук (г. Новосибирск). Биологи проводят мониторинг растительности, почв и делятся своими наблюдениями с местными экологами и недропользователями. Старший научный сотрудник лаборатории географии и генезиса почв института Игорь Махатков в интервью «СВ» рассказал об этой работе подробнее.
Игорь Дмитриевич, как и когда вы оказались в Ноябрьске впервые?
Это был 1993 год. Я тогда работал в Новосибирском филиале Красноярского института леса и древесины. А здесь у вас проводилась международная экспедиция исследователей лесов Севера. Работала большая группа специалистов самого разного профиля: математики, геологи, зоологи, лесники и т.д.
Еще при Советском Союзе на Ямале была организована космогеологическая партия, позже она стала акционерным обществом. В начале девяностых мы сотрудничали с ней. Разбивали пробные площади, ландшафтные профили.
Для чего это было нужно?
Есть некие дистанционные данные – к примеру, снимок из космоса. И вот чтобы понять, что именно ты на нем видишь, надо на земле провести изучение леса, почвы, геологических тел и т.д. Только тогда этот снимок можно дешифрировать.
В 1995 году началось создание Ноябрьского экологического полигона. Был заложен целый ряд объектов наблюдения: пробные площади, учетные площадки. Их закрепляли на натуре, чтобы точно знать местонахождение. На каждой такой площади измерялись, нумеровались и картировались деревья, описывался напочвенный покров, считалось количество подроста. Если такие ревизии проводить с определенной периодичностью, можно отслеживать динамику. На этих участках также работали зоологи, гидрологи, много кто еще. Таким образом, предполагалось охватить самые главные экосистемы в районе Ноябрьска. Пока шло финансирование, мы успели заложить большие ландшафтные профили, нарисовали карты растительности и почв. Много чего не успели сделать…
Наверное, кончились деньги?
Совершенно верно. Потом я перешел в институт почвоведения и агрохимии, который плотно сотрудничал с вашими нефтяниками. В основном на тему локального экологического мониторинга месторождений. Так что приходилось бывать у вас почти каждый год. Некоторое время назад в «Газпромнефть-Ноябрьскнефтегазе» возникло желание помогать академической науке. То есть не только в части каких-то прикладных дисциплин, а именно фундаментальных. Тогда я вспомнил о заброшенном экологическом полигоне и предложил его реанимировать.
Найти все ранее оставленные нами знаки, перемерить деревья и посмотреть, что произошло за 25 лет. Это было в прошлом году. В этом году мы продолжили строить полигон. Заложили еще четыре пробные площади – уже в зональных лесах.
А какие еще леса здесь есть?
Есть зональные, есть интразональные. Первые произрастают на сухих, не заболоченных местах, на суглинистых отложениях. Там растительность развивается в соответствии с местным климатом. Кедры, лиственницы, березы, ели. Много кустарников, зеленого мха. А есть места, где наличие растительности обуславливается какими-то особенностями. Например, талые болота. Они одинаковы что в Ноябрьске, что на сотни километров южнее. Там ведущую роль играет именно гидрологический режим, в данном случае переувлажненность, а климатический фактор отходит на второй план. Или, скажем, наоборот: сухо, очень бедный песок. В такой почве могут расти только сосны – что в вашем регионе, что, скажем, в Сургуте – одинаково. Вот это и есть интразональные леса.
Кто ваши спутники, которые приезжают сюда вместе с вами?
В ходе полевых работ имеет огромное значение, кто трудится с тобой рядом. Ведь приходится довольно длительное время жить под одной крышей, быть все время вместе. Уже много лет со мной в Ноябрьск приезжает Борис Смоленцев – заведующий лабораторией географии и генезиса почв нашего института. Это один из самых крупных почвоведов за Уралом. Участвует в создании многих справочников и другой литературы. Кстати, кандидатскую диссертацию он защищал по материалам из Ноябрьска.
Второй наш постоянный спутник – Юрий Ермолов из лаборатории биогеохимии почв. Изучает микроэлементы, содержащиеся в почве, их миграцию, концентрацию в растениях. Его конек – снегосъемка, изучение элементов, содержащихся в снеге. Когда он только начинал эту работу, у него была задача найти самый чистый снег. Это оказалось не так просто, потому что снег впитывает в себя микроэлементы не только из атмосферы, но и из почвы. Исследовав таким вот образом практически всю Западную Сибирь, Юрий выяснил, что один из самых чистых снегов – у вас, на Ямале.
Зачем это нужно – искать чистый снег?
Чтобы понимать стартовое состояние атмосферной влаги. Потому что там все равно что-то есть. Из космоса поступает.
Знаю, что несколько лет назад вы привезли в Ноябрьск большую группу иностранных ученых. Зачем?
В Ханты-Мансийске раз в два года проводится болотный симпозиум. Туда съезжаются ученые-болотоведы не только из России, но и из многих стран мира. Во время проведения таких форумов для гостей стараются организовать экскурсии, чтобы те, кто приехал издалека, смог своими глазами увидеть местные объекты изучения. Очередной такой конгресс проходил в 2019 году, и я пригласил участников в Ноябрьск – посмотреть здешние мерзлотные болота, потому как в Ханты-Мансийске таких уже нет. Были ученые из Франции, Германии, Голландии, Венгрии, все страны уже не вспомню.
Какое впечатление у них осталось от России вообще и нашего региона в частности?
Самые положительные. Дело в том, что те, кто постоянно с нами работает, давно избавились от идеологических клише по поводу «плохой России». Хотя и признают, что антироссийская пропаганда, в частности в научных кругах Запада, очень сильна. По этой причине, кстати, тамошним ученым крайне сложно выбить финансирование каких-то совместных с нами проектов. Но как только это удается и начинаются прямые контакты с российскими коллегами, все клише сразу отпадают.
В Ноябрьске вы тесно сотрудничаете с местным отделением Русского географического общества. Как вы нашли друг друга?
Дело в том, что научные изыскания мы проводим на средства гранта в рамках программы «Газпромнефть - ННГ» «Родные города». По условиям конкурса, в нем могут участвовать только местные организации. Городское отделение РГО в лице моего старого знакомого Олега Крикливца выступило с подобной инициативой и получило грант. Вообще, экологическая повестка сейчас очень актуальна – в том числе и в компаниях ТЭК. Как оказалось, «Газпром нефть» в этой области готова финансировать даже фундаментальную науку. В 2021 году мы начали реализацию грантовых средств, и я надеюсь, что наше сотрудничество и с нефтяниками, и с Русским географическим обществом, будет продолжено.
Знаю, что перед отъездом из Ноябрьска на базе «Газпромнефть-ННГ» вы организовали круглый стол. О чем шла речь?
Мы рассказали о той работе, которую провели в этом году, проанализировали некоторые результаты прошлого года. В круглом столе по видеосвязи участвовала ученая из Якутска Юлия Глязнецова. Она занимается вопросами использования автохтонных микроорганизмов для очистки загрязненных нефтью почв. На базе Якутского института проблем нефти и газа Сибирского отделения РАН такие испытания уже ведутся, и Юлия рассказала об их ходе. Я, в свою очередь, предложил на уже разбитые нами пробные площади приглашать специалистов другого профиля: зоологов, фитоценологов – специалистов, изучающих, в том числе, и баланс углерода. Вы же знаете, что о проблеме выбросов СО2 сейчас только ленивый не говорит.
Кстати, в связи с этим хотелось бы спросить: что вы, как ученый-биолог думаете о проблеме глобального потепления и так ли уж значителен в этом процессе антропогенный фактор?
Думаю, в основном здесь больше спекуляций, которыми занимаются люди малознакомые с наукой. В истории Земли было много потеплений и похолоданий. Было время, когда на берегу Карского моря росли леса. И были периоды, когда все покрывалось льдом. То, что сейчас идет потепление – научно зафиксированный факт. Но влияет на это не человек.
Чем грозит человечеству нынешнее потепление – хотя бы в границах нашей страны?
Все зависит от масштабов процесса. Было время, когда уровень мирового океана был на сто метров выше нынешнего. Человек тогда уже обитал на планете. Если подобное случится на этот раз, многие участки Западной Сибири (если говорить о нашем регионе) окажутся под водой – останутся только острова. Впрочем, даже если это и произойдет, то очень нескоро. А уже сейчас деградация вечной мерзлоты активизирует процесс термокарста – проседания почвы и подстилающих горных пород. Кстати, одно из следствий данного явления – знаменитая ямальская воронка. Северным городам термокарст грозит тем, что здания, дороги, коммуникации могут «плыть».
Не очень радужная перспектива…
Не спешите унывать. Дело в том, что никто не знает, сколько будет длиться потепление и как далеко может зайти этот процесс. Никаких точных прогнозов на сей счет не существует – наука пока бессильна. Есть одни гипотезы и «страшилки». Я предлагаю не поддаваться последним и верить в лучшее. Если в обозримом будущем человечеству и грозят глобальные катаклизмы, то скорее рукотворные.
Фото из архива "СВ".